Галина Волкова,

Москва

МОЁ КИНО

А помнишь? Ты ещё мал. Лежишь в маленькой комнате, в твоём микромире. За окном – океан, опасный, манящий. Ветер мучает фонарь и листву деревьев. Тени на стене. А волшебный фонарь вершит на белёной стене свой собственный фильм. Он романтичен и добр, и у него хороший конец, который придёт к тебе уже  во сне.

Моё кино началось давно. Это было в эвакуации. Мы поехали из нашей деревни в город фотографироваться для отца, для фронта. Фотография – это тоже из мира теней, из мира кино. В четыре года из обрывков фраз, из детского миропонимания я представляла себе фотографию как уход из  реального мира в мир статичный, неживой, не могла понять этого раздвоения, существования в жизни и на бумаге.

И это делает мама, уводит меня из солнца, из реки, из игры? Я плакала, упиралась, бросалась на дощатый тротуар. Но всё прошло благополучно, мы фотографировались, а потом, вечером сидели в каком-то парке, и я смотрела свой первый в жизни фильм. Меня разморило, поэтому чудо встречи с «самым главным из искусств» было разорвано моими выпадениями в сон, а потом пробуждениями.

И при каждом пробуждении на экране кто-то то уезжал, то приезжал. Это было тревожно, я не улавливала сути, но всё же поняла, что всё, что я вижу  -- прекрасно.

…Мне повезло, это был «Тимур и его команда». Потом я смотрела его ещё много раз, он нравился мне всё больше и больше, но то, первое, с приездами и отъездами, с моим выпадением в истому детского сна --  стало  истоком любви не только к кино, а к жизни вообще, которая и есть этот манок притяжений и расставаний.

В фильме, как и в повести, был замечательный гайдаровский текст, понятный даже в четыре года. – «Девочка. никого не бойся!» Ведь это же почти булгаковское:

 «Никогда ничего ни о ком не просите. Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами всё дадут»

… «Девочка! Никого здесь не бойся»

Женщине  эта фраза понятна и в 4 года и в 20 лет, и в 70 тоже, это главная мужская фраза в жизни: Никого не бойся. Как ни пытались внушить – бойся, бойся, мы тебя везде достанем. Но мальчик Тимур написал – девочка, никого не бойся, и я ему поверила навсегда.

Где-то в 5-м классе организовала отряд тимуровцев, построили перед домом мачту и поднимали флаг, мальчишки-фезеушники сделали свистки чтобы вызывать друг друга «разбойничьим» посвистом, напрягая нервы домочадцев. Мы помогали пожилым соседям и собирали библиотеку. У каждого был платок с надписью из Кассиля: отвага, верность, труд, победа. Каково же было моё изумление, когда на родительском собрании учительница объяснила присутствующим всю пагубность нашего «тайного» общества. Нас   разогнали, а «дело» еле замяли, о нас говорили шёпотом. «Девочка, никого не бойся».Кажется, я не боялась.

Кино! Их было так мало, этих фильмов. Но мне везло, я смотрела «моё кино».

«У стен Малапаги»! Это было из другой жизни…Я не знала, что это звезда, Жан Габен , человек из той же породы. Маленькая гречаночка, моя ровесница, даже похожая, бежит среди руин и пишет мелом на стене: «Пьер, берегись, Пьер!»» Она  только что ревновала этого Пьера к своей молодой несчастной матери…и  вот Потому что этот Пьер, он оттуда же, откуда и юный белокурый Тимур: Девочка! никого  не бойся! И она не боится, ия не боюсь, бегу вместе с ней и пишу мелом: Пьер, берегись! Это магия человеческой мечты, вечное желание туда, высоко к звёздам, к свободе…

Память  избирательна и вытаскивает только нужный билетик, их не так уж и много. Конечно же, «Золушка». Эта маленькая полячка, Янина  Жеймо!

Эта магия голоса! Женского! Эта милость природы, которую не обманешь!

Ну куда, куда им, современным, хорошо промытым, посещающим фитнес-клубы и т. д. Где взять эту милость, это обольщение правдой? Женщинам хотелось говорить этими голосами, и они справлялись с хрипотцой бытовухи, чтобы стать естеством, и некоторым это удавалось. А ведь была ещё «Машенька». Ах! Как она говорила, эта  актриса такой безумной судьбы: «Алёша, давайте играть в фанты»…

Эти придыхания, эти переливы, им не научишь. Просто затронуты струны, которые даны не всем, не всегда, не во все времена.

Ильф и Петров уверяли, что в женщине всё меняется с возрастом, кроме голоса. Но 21-й век спорит с классиками, голоса свежепромытых «звёзд» лгут, как бы кто-то ни уверял, что немолодые люди так сетовали всегда, во все времена и приведут вам пример из какого-нибудь 5-го века до н. эры. Не верьте! Это обыкновенная уловка, каких много. Голос никогда не обманывает, он несёт в себе время, его вкус и запах. И когда актёр лукавит со временем, его голос, даже гениальный, лжёт, и чуткое ухо это слышит. 

Кино – это мистика. Восьми лет я смотрела с родителями диснеевского «Бэмби». Из дома мы ушли, оставив там гостей – родственников из провинции.

Стояла страшная жара. Напряжение в сети всё время колебалось; разумеется, это уже со слов родителей, в 8 лет я ещё не знала, что такое напряжение в сети (честно говоря, я и сейчас не знаю). Зато с утра я чувствовала напряжение в воздухе, предчувствие…

Какой русский не любит стихию разрушения (не говоря уж о быстрой езде)?

Его ли душе, вечно угнетённой, вечно с красным петухом за пазухой, с ужасом и восторгом расплаты с несправедливым миром, с сердито-усталым воображением возмездия и раскаяния, – бояться завораживающего адского пламени?!

Я тоже родилась в России. Присутствие в моём тесном московском доме гостей с нудным указующим перстом (как надо жить), а именно такой перст про просматривался у наших гостей, волновало меня и настраивало на волну тихого, но глубокого протеста.

Отец просил гостей, уходя, выключить до щелчка свой любимый трофейный приёмник «Филипс», который возил с собой по всем фронтам Второй мировой.

И вот, я смотрю диснеевский шедевр, от восторга у меня свело челюсти до хруста. А на экране – пожар, горит диснеевский лес, оленёнок теряет мать. Мне очень страшно, я вся во власти пожара, я горю! «Пропадаю, пропадаю!»

Вышли мы из кинотеатра, и мы с мамой поехали домой, а отец отправился по каким-то делам. Пожар не отпускал меня, всё горело. Подходя к дому, почуяли запах дыма. Дрожащими руками мама открыла дверь… Оттуда полыхнуло пламя.

…Нет, не читайте мне текстов 5-го века до новой эры. Куда они ушли, наши Тимуры и Пьеры из Малапаги? Где эти голоса, которые будут жить в нас до последнего часа? В каких ходят Дозорах, дневных, ночных, полуденных?

Может быть это: один Персил, опять Персил… И вы этого достойны?!