Александр АФАНАСЬЕВ

 

 

Филистимляне - забытый народ

 

 

На страницах Библии нередко встречается этноним филистимляне. Известно только, что народ этот некогда владел Палестиной и при вторжении еврейских
поселенцев оказал им ожесточенное сопротивление.

Поселившись в Палестине, евреи практически сразу попали в политическую и культурную кабалу к филистимлянам. Сбросить это иго израильтянам удалось лишь
при царе Давиде, прежде служившем телохранителем царя филистимлян.

Это почти всё, что сообщает о филистимлянах Библия. Однако археологические, лингвистические и палео-этнографические разыскания последнего времени многое добавляют к скудным сведениям о давно исчезнувшем народе.

Термин филистимляне — типичная в греческом переводе Библии переделка древнееврейского пелиштим. В свою очередь, библейское пелиштим — переделка слова пеласги с характерным переосмыслением этого этнонима, приобретшего значение странники, переселенцы. Сходному переосмыслению подверглось и самоназвание пеласгов у древних афинян, называвших этот народ пеларгами (аистами) — очевидно, по отмеченной еще иудеями склонности пеласгов к странствиям.

От видоизмененного этнонима пелиштим и получила свое нынешнее название Палестина (Земля Филистимская). Интересно, что Древняя Греция прежде, чем именоваться Элладой, обозначалась словом Пеласгия (об этом свидетельствует Геродот).

Пеласги — забытый народ. Этрускам (по мнению некоторых этнографов, ближайшей родне пеласгов) повезло больше. Историки заново открыли их немногим более двух столетий назад, и с тех пор культура и история этрусков стали объектом постоянного внимания специалистов и широкой публики. Именно в связи с этрусками иногда упоминаются и пеласги. Однако пеласги, пожалуй, сыграли гораздо более значительную роль в мировой истории, нежели этруски. Пеласги — это Греция до греков, Палестина до евреев, Магреб — до финикийцев, Италия до этрусков, Англия до кельтов...

По сохранившимся следам языка пеласгов лингвисты сделали заключение об индоевропейском происхождении этого народа. Известно также, что были его представители “златовласы”, что из богов превыше всего чтили владыку моря (Посейдона) и иногда назывались его сынами. Образ жизни пеласги вели оседлый, обитали в городах. Большинство городов, которые ныне почитаются греческими, были основаны пеласгами (Афины, Аргос, Коринф, Иолк и т.д.).

Излюбленное название пеласгийских городов — Ларисса. В процессе расселения пеласгов это имя появилось на огромной территории: от Черного моря до Сирии, от Северной Месопотамии до Северной Италии. До нашего времени дожила только одна Ларисса — Ларисса Пеласгийская на севере Греции.

Стены своих городов пеласги слагали из гигантских, тщательно пригнанных друг к другу камней. Эти стены назывались у греков циклопическими или стенами пеласгов.

Греки, пришедшие на Балканы много позднее пеласгов, именно от последних переняли навыки мореходства. Велика была роль пеласгов и в формировании самого греческого этноса; ведь, по словам Геродота, “до своего объединения с пеласгами эллины были немногочисленны”.

XII век до Р.Х. — особая и, может быть, одна из самых значительных строк в исторической хронике. В этот период процесс миграции этносов внезапно приобрел всемирный, хаотический и лавинообразный характер: целые народы снимаются с насиженных мест, освобождая их для инородцев, а сами уходят за тысячи километров, чтобы там или погибнуть, или уничтожить, изгнать, поработить другой этнос...

В одночасье обнищала и обезлюдела Греция, рухнули стены Трои, погибли величайшие державы Средиземноморья: Хеттская и Минойская. Египет устоял, но перенес такой удар, что навсегда выбыл из разряда великих держав и стал легкой добычей череды иноземных завоевателей. Палестина, Индия, Китай, Корея обрели новых властителей. В Италии, Магребе, Англии, Мексике поверх старого культурного слоя или прямо на пустом месте одновременно возникли развитые цивилизации, явно основанные пришельцами. Всё это произошло в очень короткий по историческим меркам промежуток времени.

Виновников вселенского переполоха XII столетия египтяне называли народами моря. Впрочем, по египетским данным, из этого пестрого конгломерата племен можно вычленить собственно пеласгов. В одних памятниках они прямо называются пеласгами (пуласати), в других фигурируют под именами троянских пеласгов-дарданцев (дардна), пеласгов-тевкров (таккара) или аргосских пеласгов--данайцев (дайниуна). Упоминание дайниуна в египетских надписях породило целую литературу, в основном сосредоточенную на вопросе: а не были ли дайниуна знаменитыми гомеровскими греками-данайцами?

Впрочем, представляется сомнительной правомочность самой постановки подобного рода вопросов, потому что данайцами, скорее, были не греки, а те же пеласги. У Еврипида мы читаем:

Отец пятидесяти дочерей Данай,

Прибывши в Аргос, основал Инаха град

И всем, пеласгов имя кто носил,

Данаев прозвище велел в Элладе взять.

Битва за Египет между египтянами и народами моря завершилась вничью. Морскую битву египтяне выиграли, но, по признанию самого Рамзеса III, запечатленному на стене храма в Мединет-Абу, врагам удалось проникнуть в дельту Нила.

Рамзес явно приуменьшил размеры успехов своих противников; пеласги не только проникли в Нильскую дельту, но и надолго овладели ею. Судя по античным источникам, под контроль народов моря попало едва ли не всё пространство Дельты от ее Канопского устья до Пелузийского. Вблизи последнего Геродот даже видел остатки судоверфей; впрочем, и само имя города Пелузия, от которого пошло название устья, ясно указывает на древних жителей — пеласгов.

Кроме того, пеласги дали современное название Египту. Сами египтяне свою страну Египтом не именовали; поначалу это название носила только захваченная пеласгами Дельта.

Весьма интересно, что в зоне сражений египтян с народами моря оказалась Земля Гесем, из пределов которой, согласно Библии, состоялся исход евреев. Фараон Мернептах (1251—1231), отождествляемый историками с современником Моисея, фараоном из Книги Исхода, в своем победном гимне в честь отражения пеласгийской агрессии мимоходом уронил фразу о попутном уничтожении им некого “Израиля”. Видимо, исход евреев из Египта был обусловлен военными акциями пеласгов, а уходили израильтяне на территорию, пеласгами же контролируемую, — в Палестину.

Филистимляне пришли на землю Палестины раньше иудеев и обосновались там столь прочно, что, несмотря на все усилия евреев, последним так и не удалось изгнать своих предшественников, хотя такие планы, безусловно, имелись (Нав., 15: 45).

Появление израильтян в Палестине принято представлять как победное шествие народа, вдохновленного верой, не знающего удержу в своем стихийном стремлении обладать Землей Обетованной. В действительности поход этот больше походил на медленное и постепенное просачивание согнанного с насиженного места, бесприютного племени. С самого начала успехи иудеев в завоевании Палестины были весьма скромными, им даже не удалось взять Иерусалим, в чем с горечью признавались сами авторы древнееврейских текстов: “Иевусеев, жителей Иерусалима, не могли изгнать сыны Иудины, и потому иевусеи живут с сынами Иуды в Иерусалиме даже до сего дня” (Нав., 15: 63).

Не лучше выглядела и дальнейшая история. Пришедшие на землю Палестины иудеи почти сразу же и на долгие годы подпали под власть филистимлян (Суд., 14: 4). Попытка сбросить с себя пеласгийское иго при первом израильском царе Сауле закончилась катастрофой и гибелью царя (1 Цар., 31). Параллельно политическому закабалению шло культурное. Не только весь хозяйственный инструмент иудеев из-за отсутствия у них кузнецов изготовлялся филистимлянами, но и точить его приходилось у них же (1 Цар.,19—22).

Избавителем иудеев от филистимского ига принято называть царя Давида. Однако в действительности дело, видимо, обстояло сложнее. Давид сам подолгу жил у филистимлян, скрываясь от Саула, а однажды чуть не принял участия в их походе на своих соплеменников (1 Цар., 29: 1—3). Не изменил своих симпатий Давид и после воцарения: в его свите состояло не меньше 600 филистимлян (2 Цар., 15: 18).

Складывается впечатление, что и культурного влияния пеласгов юный царь Давид также не избежал. Он, кажется, даже знал “Илиаду”. Конечно, “Илиады” в том виде, в каком она известна сейчас, во времена Давида еще не было, однако сюжеты и отдельные песни, положенные потом в основание знаменитой поэмы, уже, безусловно, существовали. С ними-то и был знаком Давид. Убеждает в этом наиболее знаменитый эпизод биографии израильского царя — его поединок с Голиафом.

Кому не известна эта история, вдохновившая на создание шедевров многих художников Возрождения? В преддверье одной из битв между филистимлянами и иудеями из рядов последних вышел гигант по имени Голиаф и стал выкликать себе поединщика, насмехаясь над иудеями. Не нашлось в израильском стане никого, кто бы решился принять вызов. Однако тогда в ряды израильтян случайно оказался подросток Давид. Он принял вызов и, кинув в голову Голиафа камень из пращи, убил гиганта (1 Цар., 17: 1—51).

История эта известна всем, но очень немногие знают, что Голиаф гибнет в Библии не один раз, а дважды. Впервые от рук Давида, а потом еще раз — много позднее, в другой битве, в которой сам сильно постаревший Давид едва не заканчивает свои дни (2 Цар., 16—19).

В какой из битв погиб Голиаф на самом деле, читатель волен решать по своему усмотрению. Но я бы выбрал второй вариант. И дело здесь не только в том, что рассказ о второй гибели Голиафа, непритязательный, лишенный романтических красок, более правдоподобен, — но и в том, что первая версия, выставившая израильского царя в наивыгоднейшем свете, сильно отдает плагиатом.

Точно такая же история рассказывалась еще под Троей. Когда никто из данайцев не смел выйти на единоборство с Гектором, старец Нестор, стыдя и возбуждая, рассказал данайцам одну из историй своей молодости. Будто некогда сошлись на плодородных полях Пелопоннеса два войска; впереди одного из них стоял “богу подобный” богатырь Эревфалион; он выкрикивал себе поединщика, но все трепетали, и выйти не решился никто. Вызов принял тогда совсем еще юный Нестор:

Вспыхнуло сердце во мне, на свою уповаю отвагу,

С гордым сразиться, хотя между сверстниками был я и младший,

Я с ним сразился, — и мне торжество даровала Афина!

Большего всех и сильнейшего всех я убил человека!

В прахе лежал он, огромный, сюда и туда распростертый.

(Илиада, 7: 150—156).

Не правда ли, узнаваемый сюжет? Самый юный принимает вызов поединщика, перед которым все трепещут, — и побеждает. Можно даже довольно точно сказать, от кого услышал Давид эту рассказанную под Троей историю: от филистимского царя, носившего очень характерное имя — Анхуз.

Если бы древние римляне взяли на себя труд вчитаться в Библию, думаю, они очень удивились бы, обнаружив имя Анхуза на страницах иудейского Священного Писания. Ведь сходное имя — Анхиз — носил их собственный легендарный предок. Анхизом звался престарелый троянский герой, которого на плечах вынес из горящей Трои его сын Эней, родоначальник римской аристократии.

В античных источниках, кажется, нигде не говорится, что Анхиз после гибели Трои переселился в Палестину, но известно, что он вместе с сыном некоторое время жил на Крите — главной морской базе филистимлян (Вергилий в “Энеиде” только намекает на это, а Овидий в “Метаморфозах” говорит об этом прямо). Поэтому, взяв на себя смелость оспорить мнение Вергилия, будто Анхиз умер на Сицилии, можно предположить, что троянский герой под именем Анхуза окончил свои дни в Палестине. Во всяком случае, такая версия хорошо обьясняет знакомство царя Давида с историей троянско-греческого конфликта.

Давид состоял телохранителем Анхуза (1 Цар., 28: 2) и за время прохождения службы вполне мог наслушаться от словоохотливого старика разных троянских побасенок, историй и преданий, которыми потом, по воцарении, украсил свою биографию

Будем справедливы, не только израильтяне, но практически все семитские этносы Ближнего Востока в большей или меньшей степени испытали на себе влияние филистимлян. Например, давно замечено, что именно после нашествия народов моря финикийцы всерьез занялись мореплаванием.

Прошло еще какое-то время — и симбиоз филистимлян и семитского населения Ближнего Востока достиг таких размеров, что античный мир просто перестал отличать одних от других.

Уже в классическую эпоху дельфийская пифия называла финикийцев “троянским народом”, а римский историк Тацит уверял, что иудеи — выходцы с Крита...