Опубликовано в журнале «Корни» № 12, стр. 56-75 и на сайте http://shorashim.narod.ru/best.html

При использовании ссылка на журнал «Корни» обязательна.

 

 

Леонид Мацих

(Израиль)

 

Брурия – жена рабби Меира, первая женщина в еврейской традиции

 

 

Еврейская традиция, в основном вполне патриархальна. Это тексты, которые написаны мужчинами, о мужчинах и для мужчин. И в этом упреке, который часто адресуют еврейской традиции, есть большая доля правды. Всякая религиозная традиция вполне патриархальна. Ни в одной из религиозных традиций мира вы не найдете женщин, допущенных к священнослужению. Правда сейчас, (евреи, как обычно, впереди всякого события) среди реформистского направления иудаизма, есть раввинши – женщины, которые служат как раввины. Есть некоторые подвижки в христианской церкви, но это для нас сейчас не важно. А важно, точнее любопытно, констатировать: священные тексты почти всех религиозных традиций – патриархальны.

И, повторюсь, еврейская традиция – не исключение. И поэтому еврейские священные тексты пестрят очень нелестными замечаниями о женщинах, как об их истинных качествах, так и о вымышленных. Так, например, многие мудрецы, и в эпоху Талмуда, и позже в мидрашах, обвиняли женщин в сварливости, в стремлении украшаться, в том, что для них внешность всегда важнее внутренней сущности, что и до 70-ти лет женщина, услышав звук тамбурина, некого музыкального инструмента, побежит на улицу, укоряли, что за притирания, сурьму и румяна женщина отдает все богатства и т. д. Часть правды в этих суровых упреках видимо есть. Женщин упрекали в болтливости, в том, что они сплетницы, в том, что они любят рассказывать друг о друге довольно нелестные вещи. И в этом есть часть правды. Женщин упрекали (не всех, но некоторых) в расточительности, в мотовстве. И с этими упреками можно согласиться. Наконец, самый тяжелый упрек – устами некоторых мудрецов и раввинов традиция упрекала женщин в том, что они, более чем мужчины, склонны к колдовству, ведовству, знахарству. Почему, из чего делала такой вывод традиция?

Во второй книге Торы, во Второзаконии, есть такая фраза: “Ворожеи (то есть ведьмы) не оставляй в живых”. Почему в женском роде поставлено слово “ворожея”? Почему не в мужском, что соответствовало бы слову "колдун"? А потому, делается вывод, что, страсть к колдовству присуща женщине изначально, по природе ее. Не знаю, как выглядит этот упрек сейчас, в современном мире, однако он совершенно всерьез в свое время обсуждался в еврейской традиции.

И еще один, я бы сказал, самый страшный упрек, даже скорее диагноз, сформулировала еврейская традиция. Он заключался в том, что женщины не способны к учению вообще и к какому-то ни было конкретно. То есть они не обучаемы в принципе. И уж, тем более, женщин не должно учить Торе. В Талмуде есть целый ряд цитат, которые грустно воспроизводить, но они есть, из песни слов не выкинешь. Так, например, один раввин на просьбу женщины объяснить главу, которая повествует о золотом тельце, сказал: “Ты бы лучше занималась прялкой, чем рассуждать о вопросах, которые выше твоего понимания”. Другой сказал еще более тяжкие слова: “Лучше, чтобы Тора была ввергнута в огонь, но не доверена женщине”.

Рамбам, великий мудрец и гуманист, сказал: “Тот, кто обучает сына своего Торе, – благословен, и путь его да будет под сенью Всевышнего. А кто дочь свою обучает Торе, – тот обучает ее изобретательности в разврате”. Странная фраза. Особенно из уст человека, столь широко мыслящего и столь фундаментально образованного. Не знаю, почему мудрецы были так антифеминистически настроены. Но девизом многих из них была фраза из Пиркей Авот (“Поучения отцов”) и она вошла во многие молитвенники: “Не умножай разговора с женщиной”, то есть “Не говори с женщиной много”.

В таком контексте и историческом, и теологическом, и, если угодно, ментальном тяжело было реализоваться женщинам, чьи интеллектуальные дарования были заметны уже тогда.

В еврейской традиции есть женщины-пророчицы, то есть пророческий дар на них так же почил, как и на мужчинах. Мириам, Дебора – их имена остались в сердцах еврейского народа точно так же, как и имена пророков-мужчин. Но вот ученых, мудрецов, сравнимых, например, с Акивой, не было.

Между тем, мне кажется, интеллектуальный потенциал еврейских женщин очень недооценивался в прошлом, и очень хорошо, что сейчас эта тенденция как-то пересмотрена. В наши дни даже в самых ортодоксальных кругах девочек обучают и счету, и письму, а в некоторых обучают даже и Торе вместе с мальчиками. Очевидно, не все в нашей традиции заслуживает того, чтобы последовать с нами в будущее.

Брурия – персона в равной степени историческая, как и ее муж рабби Меир, либо как сам рабби Акива. Однако надо помнить, что это и художественные образы, ибо факты их жизни обросли легендами. Сейчас, очень трудно сказать, о каком из этих двух известных персонажей Талмуда мы можем с уверенностью сказать, что этот человек жил именно так, как это описывает традиция.

В соответствии с законом жанра, Агада – наиболее частое талмудическое повествование, которое строилось иной раз по законам притчи, параболы, сказки, басни и порой с очень сильными элементами вымысла. Именно поэтому, по законам Агады реальным персонажам приписывались качества, к которым очень трудно относиться с полным доверием. Если, например, утверждается, что некие раввины создавали нечто из ничего, уподобляясь Богу, закалывали на субботу некую девицу и неплохо проводили время, то, как относиться к этим словам? Метафора ли это? Или они действительно владели некими тайнами практической каббалы? Это я оставляю на ваш суд. Вам и вашей аудитории. Когда говорится, что тот или иной раввин умел творить чудеса, например, “по молитве такого-то мудреца песок превращался в золото, когда шли дарить его некоему царю”, или “молился, и наступила засуха”, или “снимал левый ботинок, и начинался дождь”, то как относиться к этим вещам? Вероятно, как ко всякой агаде в буквальном переводе, в буквальном смысле этого слова (агада – сказка, легенда).

Есть замечательная фраза, которую сказал рабби Хефец Хаим, один из великих мудрецов живших в начале 20-го столетия. Он сказал так: “Кто не верит ни в один мидраш, тот еретик и отступник. Кто верит в каждый мидраш, тот дурак и идиот”. Надо соблюдать середину. Разумеется, верить каждому мидрашу порой бывает очень затруднительно. Скорее, надо относиться к ним как к метафоре.

Здесь можно привести такой пример: Когда мужчина, стоя на коленях, говорит своей любимой: “Ты моя птичка, рыбка и т. д.”, то он, конечно же, не желает, чтобы она действительно была скользкой холодной рыбой или вечно летающей с разинутым клювом ласточкой. Конечно же, это метафора. Соответственно, и к текстам Агады нужно относиться, как к метафоре. Так же, когда мы говорим: “перст Божий”, мы не впадаем в примитивизм и не подразумеваем, что действительно у Бога есть палец – это метафора, это фигура речи. Именно в рамках этих фигур речи следует рассматривать тексты нашего культурно-исторического наследства, тексты источников иудаизма.

Так вот, о Брурии в Талмуде не сказано, что она творила чудеса. Фигура Брурии замечательна тем, что ее голос, слабый женский голос, пробился на страницы мужского текста. Причем пробилась она не как фигура, обладающая исключительно женскими качествами, например, дивной красотой, или качествами рачительной хозяйки. Мы не знаем о Брурии ничего, что обычно мы стремимся узнать о любой даме. Но мы знаем о Брурии то, чего мы не знаем о тысячах женщин: мы знаем, сколь она была умна. Причем ум ее был такой силы, что в спорах она посрамляла многих мудрецов, и зачастую галахот принимались по ее мнению, против мнения мудрецов. А один из мудрецов был настолько потрясен ее знаниями, что сказал о ней, что в один день она учила, т.е. вырабатывала, анализировала, сопоставляла с различными точками зрения по триста галахот. Это, вероятнее всего, тоже метафора. Наверное, это невозможно даже при самом выдающемся уме. Но эта похвала для нас особенно важна потому, что дал ее мужчина.

А о мужчинах сама Брурия была, как и следовало ожидать, мнения не лестного. Вот что говорится в одном отрывке из Вавилонского Талмуда в трактате (Эрувин Даф 53b): Однажды, рабби Йоси, галлилеянин, шел по дороге и встретил Брурию, и спросил ее: “По какой дороге мне следует идти в Лод?” Она ему отвечала: “Глупый ты, галлилеянин, разве не говорят мудрецы “Не трать понапрасну слов с женщиной”. Тебе следовало спросить: “В Лод – куда?” Не был ли этот Йоси, галлилеянин, одним из тех, кто на всех перекрестках кричал “Не трать понапрасну слов с женщиной”? Вот он и получил свое. Но какова реакция! И какова сила скрытой обиды! По-видимому, она ощущала себя умнее многих мужчин. Не это ли, по мнению некоторых комментаторов, ее и погубило?

Брурия была дочерью некоего мученика. Его жизнь и жизнь его дочери пришлась на один из тяжелейших периодов в еврейской истории, период, когда жил рабби Акива, когда был разрушен II Храм, когда восстание Бар-Кохбы потерпело поражение. Рабби Акива признал Бар-Кохбу мессией, а это было еще страшнее, чем любое военное или политическое поражение. Сам рабби Акива был подвергнут римлянами репрессиям, затем пыткам и смерти.

В этой ситуации Брурия сохраняет присутствие духа, в отличие от своего учителя Элиягу Бен Йегуди, который отклонился и пошел в сторону греческой мудрости, преуспел и там, но как бы не нашел себя ни в одной, ни в другой цивилизации.

По-другому повели себя рабби Меир и Брурия. Благодаря выдающемуся уму каждого из них, они всегда держались своих, но не догматических убеждений. А рабби Меир, когда выступал в Синедрионе, говорил так, что мудрецы так и не могли выяснить “за” он или “против”. Ибо аргументы, которые он приводил в ту или иную сторону, были одинаково блестящи. Не боялся он учиться у Элиягу Бен Йегуди, известного еретика, а когда его спросили: “Отчего не боишься ты заразиться ересью и вообще, разве следует пить из источника замутненного, отравленного?”, он ответил им притчей: “Я не пью из источника отравленного. Но доводилось ли тебе (собеседнику) есть гранат? Ты же не ешь в нем кожуру, которая жесткая, непригодная, горькая. Ты разгрызаешь его и ешь красные, сладкие ягоды. Так и я учусь у Элиягу Бен Йегуди не его еретической внешней оболочке, а той скрытой мудрости, которая в нем есть”.

Какой ответ! Какой степенью духовной независимости обладал этот человек! Согласитесь, такой не женился бы на простой домашней работнице. Некоторые упрекали рабби Меира в том, что он советуется с женой, и жена подсказывает ему самые хитрые галахические постановления. Тяжелый упрек для такого человека, каким был рабби Меир. Он был человеком честолюбивым, и, вероятно, когда он слышал такое, некий элемент уязвленного самолюбия шевелился в его душе.

И вот теперь, когда, мне кажется, психологические портреты Брурии и ее мужа рабби Меира хотя бы контурно очерчены, послушайте рассказ, который поможет Вам понять ум этой выдающейся женщины и ее трагедию. Традиционные тексты рассказывают, что в семье мучеников, к которой принадлежала Брурия, отец и мать были казнены, а младшая сестра Брурии – красавица – была захвачена в плен римлянами и продана в публичный дом (одни говорят в Рим, а другие – в Антиохию, столицу Сирии). Мысль о том, что сестра вынуждена жить как публичная женщина, глубоко огорчала Брурию, и она хотела вызволить сестру. Кто мог лучше в этом помочь, чем рабби Меир, который мог и чудо при случае сотворить, и находчивостью славился и ничего на свете не боялся.

Вот как описывает мидраш дальнейшие события (Талмуд Бавли Авода Зара Даф 18a).

Брурия сказала ему: “Для меня унизительно, что сестра моя принуждена служить в публичном доме”, и он взял ее суму, в которой было три нитки динаров и отправился в то место. Подумал: “Если еще не подверглась она ничему греховному, то случится с ней чудо, а если она уже совершила грех, то никакого чуда с ней не произойдет”. Пришел он в то место, бестрепетно вошел в публичный дом, узнав сестру и, выдав себя за клиента, выбрал ее. А она сказала: “ Нет, не могу”.

– Я дам тебе вдвое против обычной платы, – сказал рабби Меир.

– Не могу, потому что месячная нечистота у меня. (В те времена в этот период у всех народов сексуальные отношения были запрещены).

– Я подожду, – сказал Рабби Меир, поигрывая кошельком с динарами.

– А зачем тебе ждать? – сказала она. – Тут ведь столько прекрасных женщин и большинство из них прекраснее меня.

Тут рабби Меир понял, что не случилось с ней ничего греховного, ибо не поддалась она соблазну стяжательства, деньги ее не прельстили, и плотский соблазн ее тоже не прельстил.

Те динары потратил рабби Меир на подкуп смотрителя. А смотритель сказал: “Боюсь я властей”. “А ты не бойся” – сказал рабби Меир. – Вот послушай, чему я тебя научу. Вот видишь, охраняют эту местность (тюрьму) собаки (собаки были прославлены особой свирепостью). Вот я иду к ним и не боюсь”. И пошел он к этим собакам. Собаки бросились на него. “Бог Мой, – сказал он, – помоги мне”. И собаки отстали от него и легли у его ног.

– Вот видишь, – сказал рабби Меир смотрителю, – какова сила моего заклятья. Вспомни меня в трудную минуту, возьми динары, а девушку отпусти со мной.

– Хорошо, – сказал сторож, взял деньги и отпустил их.

Но римляне, в отличие от многих других цивилизаций, славились строгим учетом и контролем. Они обнаружили недостачу девушки, схватили сторожа и повели его на суд. И в этот момент, когда вывели его на виселицу, промолвил он заклятье: “Бог рабби Меира, – так он думал надо произносить это заклятье, – помоги мне”. Его сняли с эшафота, подвели к судье и расспросили о той истории, и помиловали его. Сбылось обещание рабби Меира.

Но сестру при этом они возвратили. И вот по этому поводу есть один любопытнейший мидраш: в нем сказано, что когда посмотрел рабби Меир на сестру Брурии и взял ее за руку, то он сказал одну фразу, о которой, может быть, в последствии пожалеет: “Почему же Брурия не сказала мне, что сестра ее красивей ее?” Легко представить, что последовало далее.

Теперь давайте сопоставим: Брурия – ученая женщина, вызывающая зависть у множества мудрецов. Их огорчает и уязвляет ее превосходство. Самому рабби Меиру они пытаются отравить жизнь, утверждая, что он говорит по подсказке своей жены и без нее, быть может, не слыл бы он таким уж мудрецом. И тут еще рабби Меиру, если допустить, что мидраш прав, попадается сестра, которая кажется ему красивей его супруги. Запомним эту ситуацию, а пока посмотрим на Брурию с другой точки зрения.

Брурия была верная супруга и добродетельная мать. У них было двое сыновей и сыновья эти заболели. Милтон Стейнберг утверждает, что в эти годы бушевала чума, умирали целые селения. Вероятнее всего сыновья Брурии и рабби Меира были больны и умирали не внезапно, а в результате некой болезни. Во всяком случае, вот что пишет об этом мидраш Мишны.

“Случилось так, что пока рабби Меир был в субботу в доме учения, двое его сыновей умерли. Что же сделала их мать Брурия? Она положила их обоих на кровать и закрыла покрывалом.

По окончании субботы рабби Меир вернулся домой и спросил: “А где мои сыновья?”. Она ответила: “Они ушли в дом учения”. Рабби Меир сказал: “Я искал их там и не нашел”. Тогда она дала ему кубок с вином, он произнес благословения и вновь спросил: “Где мои сыновья?” Она ответила: “Они пошли туда-то и туда-то” и принесла ему еду. После того, как он закончил трапезу, она сказала рабби: “Я хочу задать тебе вопрос”. “Спрашивай”, – сказал рабби Меир. Она же спросила: “Рабби, некоторое время назад один человек дал мне на хранение некие дорогие вещи. Теперь он потребовал их назад. Должна ли я их возвратить или нет?” Рабби Меир ответил: “Разве не ясно, что тот, кто хранит что-то чужое, должен вернуть это владельцу?” Она же сказала: “Не зная твоего мнения, не могла я так поступить”. Она взяла рабби Меира за руку, привела его в комнату и остановилась около кровати. Затем сняла покрывало, и увидел рабби Меир, что оба сына его, лежащие на кровати, мертвы. Он зарыдал и воскликнул: “Сыны мои, сыны мои, мои учителя. Мои сыновья на этом свете и мои учителя, поскольку открыли вы мне глаза к пониманию Торы”. И сказала Брурия: “Рабби, не ты ли говорил, что моя обязанность возвратить владельцу то, что он оставил нам на хранение. Бог дал, Бог взял. Да будет благословенно имя его”.

Какой рассказ! Можно сказать, что подобные рассказы о мужестве матери, о ее самообладании, такой силы, что граничит с человеческим пониманием, есть у очень многих народов. Трудно сказать, кто у кого заимствовал эти сюжеты. Но даже если это заимствование, и не было такой истории, обратите внимание, кому это приписано – конечно Брурии, как самой умной и самой сильной женщине в еврейской традиции.

Вот еще один рассказ. По соседству с рабби Меиром жили некие злодеи, которые столь ему досаждали, что он молился, чтобы Бог их истребил. (В принципе молиться во зло нельзя, здесь рабби Меир допустил некое малодушие). Что же сказала ему Брурия? “О чем говоришь ты? Говоришь ли ты стихи “Да будут грешники истреблены огнем?" (есть такая цитата в псалмах). Но на самом деле, говорится ли здесь о грешниках? (хоттамим – те, кто грешат). По-моему речь здесь скорее идет о грехах “хоттим” (то есть речь идет об уничтожении грехов, а не грешников). Загляни же в конец стиха и ты увидишь: “и пусть не станет более беззаконных”, что означает, что с исчезновением грехов не станет и грешащих”. И внял он этим словам, и попросил он Бога об этом, и так и стало, они раскаялись.

Рабби Меир, великий мудрец, известный в Синедрионе своим хладнокровием, проявляет малодушие перед лицом раздражающих его соседей, и вот он молится во зло, и она опять его поправляет и толкует стих еще более тонко, чем это мог бы сделать такой большой мастер, как он. Потом, после смерти Брурии, это толкование стало общим местом, правилом. Но как опять себя чувствует рабби Меир, который идет в Синедрион и понимает, что жена опять превзошла его? И в этот момент случается одна история.

Брурия возмутилась фразой, которую мудрецы Талмуда часто повторяли, которая потом вошла в Талмуд: “Женщины легкомысленны” ("Нашим даатан калот алеhен" Киддушин 80b:тана раби Элияху). Это можно трактовать во всех смыслах: и в смысле, что сегодня женщины забывают о том, о чем говорили вчера; и в смысле, что женщины легкомысленны в своем поведении; здесь и более тяжелый аспект обвинения – женщины очень легко меняют свои убеждения, и поэтому на убеждения женщин не следует полагаться так же основательно, как на убеждения мужчин. Брурию эта фраза обидела, и сказала она мужу своему, что обижает ее эта фраза, и не согласилась она с ней. Как же ответил ей рабби Меир? Ответил он так: “Еще при жизни ты убедишься в справедливости этих слов”.

Что же он придумал? Тут существуют две версии. По версии одного мудреца он ушел с сестрой ее, и стали они жить на две семьи. Если женщины – существа столь умные, то это не должно было обидеть Брурию. По версии другого мудреца он сделал вещь, еще более тяжелую, об этом пишет Рами: “Рассказывают, что рабби Меир бежал в Вавилон из-за того, что случилось с его женой Брурией. Однажды она поспорила с мужем по поводу утверждения мудрецов о том, что все женщины легкомысленны. И рабби Меир приказал одному из своих учеников попытаться ее соблазнить. И ученик домогался ее в течение долгих дней, пока она не сдалась. Когда же она уступила ему, то покончила с собой. И рабби Меир бежал из земли Израиля от позора, ибо не мог он вынести своего страдания! То есть, с одной стороны, позор – он как бы сам подвел себя, свою жену, свой дом, свою семью, свою репутацию к этому чудовищному преступлению и сам как бы пожал мрачные плоды своего дурного замысла. С другой стороны, страдание его было, несомненно, глубоким, ибо он убил свою жену.

Допустим, что все это правда. Какой поразительный урок! От чего бежал рабби Меир и умер в скитаниях и больше не женился? И что довело до самоубийства его жену? Их довели до смерти и до смертельного страдания интеллектуальные диспуты, обостренное желание найти истину. И он нашел способ доказать ей свою правоту. Она убедилась в правдивости тезиса о легкомысленности женщин, но и она доказала ему, что да, ты добился своей правоты, но те средства, которыми ты этого добился, не делают тебе чести, вот теперь имей это все при себе.

Действительно ли была когда-нибудь женщина подобной силы духа? Если она была, то рассказ этот в высшей степени характеризует ее силу духа. Догадывалась ли Брурия о том, что ее соблазнитель был орудием в неприятном замысле ее мужа? Скорее всего, да. Трудно представить, что женщина такого титанического ума этого бы не понимала. Кроме того, ученики жили в доме своего учителя. Естественно, что их отношения складывались на полном доверии и чистоте. Она ощущает себя некой игрушкой, частью замысла своего мужа. И тогда она понимает, что этому миру мужчин ничего невозможно доказать.

Она думала: “Я могу доказать, что я умнее их, только если сделаю то, что они хотят, и они на секунду восторжествуют и только потом поймут. То есть я должна сделать то, что от меня хотят, а потом уйти из жизни. Только этим я смогу доказать свое душевное и интеллектуальное превосходство, ибо если и дальше я буду упорствовать, то он, вероятно, подумает, что этот ученик недостаточно хорош, начнет прибегать к еще более унизительным методам, еще кого-то нанимать и дойдет до состояния, которое только его самого унизит. Из любви к мужу я должна сделать то, чего от меня ждут, ибо я не интересую их как собеседник. Они, не добившись от меня поражения на интеллектуальном уровне, хотят, чтобы я уступила им по женской своей слабости. Вот это единственное, что они могут ожидать от меня. Хорошо, я им дам слабое ощущение успеха такого плана, но потом пусть пеняют на себя!”

То есть мы видим тут дуэль умов, где смерть Брурии выступает как некий интеллектуальный вызов. Женщины оказались не легкомысленны, как следует из ее поступка. Они оказались еще более умными и хитрыми, чем могли предполагать лучшие из мужчин.

Имя Брурии осталось в истории. Именем Брурии названо множество учебных заведений.

Феминистки, которых множество развелось сейчас в иудаизме, как и в христианстве, и в секулярном мире, во всех других областях жизни, используют Брурию в качестве знамени и символа. Однако следует понимать, что Брурия – персонаж далеко не однозначный. В каждом из эпизодов, которые мы упоминали, она преподает нам урок. Редко о ком-то, даже выдающемся из мудрецов, можно так сказать. Причем этот урок всегда двойной. Есть в нем некий амбивалентный смысл. Первый смысл очевиден – она выручает сестру, проявляя к ней самые сестринские чувства, она ведет себя героически, как мать, не позволяя чувству раздавленности овладеть ее душой и душой мужа. Это ясно. Но есть и другой смысл – она каждым, буквально каждым своим поступком, посрамляет мужчин, которые ее унижают. И это всегда красной нитью проходит через все ее поступки.

История Брурии – это история женщины, которая жила в самый неподходящий момент и, тем не менее, сумела состояться полностью как женщина, как жена, как мать, как Человек с большой буквы, как человек, полный такой духовной и интеллектуальной мощи, что половые различия уже отступают на второй план. Она из тех людей, которыми человечество может гордиться.

История Брурии – это пример, вдохновляющий сотни и тысячи женщин. Это замечательный пример того, что мир не может быть справедлив. Наш мир патриархален. Так всегда было и будет. Увы.

Конечно, нынешняя цивилизация оставила далеко позади самые худшие времена. Но разве мы свидетели полного равенства? Нет. Есть только равенство возможностей. Но пример Брурии, пример духовной мощи, пример верности своему народу, пример интеллекта, который совместим со всеми лучшими женскими качествами – этот пример не может не вдохновлять. Для того чтобы сейчас еврейская женщина состоялась как мать, как жена, ей не нужно идти на те поступки, на которые порой приходилось идти Брурии и ее современницам. Тем с большим рвением нужно делать хотя бы то, что мы делаем каждый день.

Еврейская традиция такова, какая она есть. Трудно представить, чтобы еще при нашей с вами жизни была отменена Галаха и разрешена публичная молитва женщин наравне с мужчинами. Скорее всего, у ортодоксальных евреев этого не произойдет. И хотя у реформистов это произошло, скорее всего, большинство евреев мира не примут полного религиозного равенства женщин и мужчин. Означает ли это, что не могут рождаться новые Брурии? Наоборот, новые Брурии могут и должны проявить себя. В ситуации, если мир будет и дальше оставаться патриархальным, эти новые Брурии должны стремиться доказать и своему прекрасному полу и другому, который им противоположен, истинную ценность и красоту соединения лучших женских качеств с духовным и интеллектуальным потенциалом.

В этом самый важный урок обзора жизни этой выдающейся женщины, некоторые эпизоды которого освещает религиозная традиция и те уроки, которые мы можем извлечь, когда всматриваемся в седую старину.

 

Приложение I

 

Дополнительные материалы о Брурии*

 

Брурия (вероятно, ее настоящее имя было Валерия) – дочь мученика рабби Ханании бен Терадиона и жена рабби Меира. Она родилась в первой четверти II века и после адриановых гонений жила в Тивериаде. Рассеянные в различных местах Талмуда сообщения о Брурии показывают, что она была достойною помощницей своего великого супруга. Главное, что она обладала личными качествами, вполне соответствовавшими тяжелым обстоятельствам смутного времени, наступившего после неудачного восстания Бар-Кохбы. Являя значительную одаренность, Брурия отличалась большой сердечностью и душевной чистотой. Она, рассказывается в Талмуде, изучала ежедневно триста галахот. Рабби Иегуда сообщает от ее имени галахическое решение в вопросе о ритуальной чистоте. В этом решении Брурия выступила против мнения мудрецов. О мягкосердечии Брурии можно заключить из толкования ею одного библейского стиха: её муж, терпевший жестокие обиды от злых соседей, молил Бога, чтобы Он истребил их с лица земли. Услышав эту молитву, Брурия сказала: “Почему ты думаешь, что имеешь право просить об этом? Не потому ли, что псалмопевец говорит: “Да исчезнут “хаттам” с земли? (Псалмы, 104, 35). Но там, ведь, не сказано “хотим” (“грешники), а “хаттам” (“грехи”). Наконец, обрати внимание на конец стиха: “и беззаконных не будет более”. Нужно только, чтобы прекратились грехи: тогда грешники сами собой исчезнут. Моли поэтому Бога о том, чтобы они раскаялись в грехах своих”.

Там же приводится пример находчивости Брурии в спорах: в каком-то диспуте между Брурией и одним сектантом последний привел слова Исайи, (54, 1): “Ликуй, неплодная, не рожавшая” и иронически спросил ее, почему бездетность должна быть причиною веселья. Брурия ответила: “Обрати внимание на конец стиха: у покинутой больше детей, нежели у замужней”.

Принцип применяемый Брурией, на котором основываются оба толкования “обрати внимание на конец стиха”, стал экзегетическим правилом, часто применявшимся позднейшими таннаями и амораями. – Имеются и другие примеры познаний Брурии в еврейской литературе и чрезвычайной живости ее ума, вполне совмещавшиеся со способностью к благородному негодованию. Когда было решено воздать ради отца последние почести останкам ее распутного брата, Брурия, вопреки правилу не говорить о покойнике плохого, стала громко хулить поведение умершего. Объясняя свое поведение, она привела стихи из Притч. (20, 17): “Сладок для человека хлеб неправды; но после – рот его наполнится щебнем”.

Жизнь Брурии протекала в очень тяжелую историческую эпоху: она потеряла отца во время гонений Адриана; ее мать также умерла в это время насильственной смертью: а ее сестру увезли в Рим или, может быть, в Антиохию, где она должна была вести позорную жизнь публичной женщины. По настояниям Брурии, рабби Меир поехал спасать свояченицу, и ему это удалось. Он должен был вследствие этого, по одной версии Талмуда (I.с), бежать в Вавилонию, и Брурия последовала за ним.

Имя Брурии связано также с трогательным рассказом о внезапной смерти ее двух сыновей, в субботу, в то самое время, когда ее муж был в бейт-мидраше. Придя домой, он спросил, где дети. Мать ответила, что они ушли в бейт га-мидраш. Сделав вид, будто не слышала возражения мужа, что он искал их там, но не нашел, она дала ему кубок с вином для Авдалы. На второй его вопрос она ответила столь же уклончиво. По окончании рабби Меиром вечерней трапезы Брурия просила позволения предложить ему один вопрос.

“Рабби, – сказала она ему, – несколько времени тому назад мне оставили некоторые вещи на хранение; теперь пришел собственник и требует их обратно. Должна ли я отдать их ему?”. “Разве может быть вопрос о том, должны ли мы возвращать собственнику принадлежавшую ему вещь?” – ответил рабби Меир, удивленный и возмущенный тем, что жена его еще сомневается в этом. “Я не могла отдать их без твоего позволения”, – сказала, как бы извиняясь, Брурия и, взяв мужа за руку, повела его в комнату, где на кровати лежали их мертвые дети. Она отдернула покрывало; рабби Меир горько заплакал. Тогда Брурия кротко напомнила ему о только что данном ответе и прибавила стих из Иова (1, 21): “Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно”. Этот рассказ, нашел отклик в литературе многих культурных народов.

Со смертью Брурии связана легенда, о которой упоминает Раши (Авода Зара, 18 б). Объясняя бегство рабби Меира в Вавилонию, комментатор сообщает следующий рассказ: “Однажды Брурия стала насмехаться над талмудическим изречением “Женщины легкомысленны” (Кидушин, 80 б). Муж сказал на это: “Тебе еще придется признать, что ты не права”. Желая доказать ей справедливость своего изречения, рабби Меир попросил одного из своих учеников попытаться соблазнить Брурию. Долго она не поддавалась, но наконец уступила. После этого Брурия с горя повесилась, а рабби Меир со стыда бежал в Вавилонию.

Трудно сказать, заключается ли капля истины в этом предании. Во всяком случае оно находится в полном противоречии со всем, что известно о характере как Брурии, так и рабби Меира. Брурия, вероятно, умерла в молодых годах.

 

Приложение II

 

Рабби Меир и его жена Брурия

в первичных текстах

 

Брурия, жена рабби Меира, была дочерью рабби Ханина бен Терадиона. Она сказала (своему мужу): “Для меня унизительно, что моя сестра (принуждена) служить в публичном доме”. И вот, взял он суму, в которой было три нитки динаров, и отправился в то место. Он думал: “Если еще не подверглась она чему-либо греховному, то случится с ней чудо; а если она уже совершила грех, то никакого чуда не произойдет”. Он выдал себя за посетителя, пришел к ней и сказал: “Согласись на мое желание”. Она ответила: “У меня месячная нечистота”. “Я готов подождать”, – сказал он. Она же ответила: “Но здесь многие прекраснее меня”. И он сказал себе: “Ясно, что она не совершила никакого греха. Нет сомнения, что она отвечает так каждому, кто к ней приходит”. Затем он отправился к содержателю публичного дома и сказал: “Отдай ее мне”. Тот ответил: “Я боюсь властей”. “Возьми эти динары – половину из них истрать в качестве выкупа (заплатишь, когда будет перепись), а вторую половину оставь себе. “А что мне делать, когда динары будут потрачены (и ее хватятся во второй раз)?”. “А тогда, – отвечал рабби Меир, – скажи: “О, Бог Меира, ответь мне!” – и ты спасешься”. “Но кто подтвердит, что так оно и будет?”. Рабби Меир ответил: “У тебя есть возможность убедиться в этом прямо сейчас”. Неподалеку жили собаки-людоеды. Рабби Меир взял камень и швырнул в них. И вот, когда собаки бросились на него, чтобы сожрать, он воскликнул: “О, Бог Меира, ответь мне!”, – и они отстали от него.

И тогда содержатель отдал сестру Брурии рабби Меиру. В конце концов об этом случае узнал римский император, и тогда содержатель публичного дома был схвачен и отправлен на виселицу. И воскликнул он: “О, Бог Меира, ответь мне!”. Сняли его с виселицы и спросили: “Что это значит?”. Он ответил: “А вот что” (и рассказал им историю с рабби Меиром). Тогда они сделали изображение рабби Меира на воротах Рима и приказали всем, кто увидит похожего человека, схватить его.

Однажды (некие римляне) увидели его и погнались за ним; он убежал и спрятался в публичном доме. (Некоторые говорят: он увидел блюдо, приготовленное язычником. Он ткнул в это блюдо пальцем, но при этом облизал другой). “Боже упаси, – сказали они, – если бы это был рабби Меир, он бы такого не сделал”, и они прекратили его преследовать. И, видя это, он поднялся и бросился бежать, пока не достиг Вавилона.

(Вавилонский Талмуд, Трактат Авода Зара, 18 б)

 

* * *

Случилось так, что пока рабби Меир был в субботу в доме учения, двое его сыновей умерли. Что же сделала их мать? Она положила их обоих на кровать и закрыла покрывалом.

По окончании субботы рабби Меир возвратился домой и спросил: “А где мои сыновья?”. Она ответила: “Они ушли в дом учения”. Рабби Меир возразил: “Я искал их там и не нашел”.

Тогда она дала ему кубок с вином для Авдалы, и он произнес благословение. И вновь спросил: “Где мои сыновья?”. Она ответила: “Они пошли туда-то и туда-то”. И принесла ему еду. После того, как он закончил трапезу, она сказала: “Рабби, я хотела задать тебе вопрос”. Рабби Меир ответил: “Спрашивай”. Она же спросила: “Рабби, некоторое время тому назад один человек дал мне на хранение некие вещи. Теперь он вернулся, чтобы потребовать их назад. Должна я их возвратить или нет?”. Рабби Меир ответил: “Дочь моя, разве не ясно, что тот, кто хранит чужое, должен вернуть его владельцу?”. Она же сказала: “Не зная твоего мнения, я не могла так поступить”.

И что же она сделала? Она взяла рабби Меира за руку, привела в комнату и остановилась около кровати. Затем она сняла покрывало, и увидел он, что оба его сына, лежащие на постели, мертвы. Он зарыдал и воскликнул: “Сыны мои, сыны мои, мои учителя, мои учителя! Мои сыновья на этом свете, и мои учителя,поскольку открыли мне глаза своим пониманием Торы”.

И сказала Брурия: “Рабби, не ты ли говорил мне, что мы обязаны возвращать владельцу то, что оставил он нам на хранение? Бог дал, Бог взял. Да будет благословенно имя Его” (Иов, 1:21).

(Мидраш Мишлей, 31:10; Ялкут, Мишлей, № 964).

 

* * *

По соседству от рабби Меира жили некие злодеи, которые столь его раздражали, что он молился, дабы Бог их истребил. На что его жена Брурия сказала: “О чем это ты? Говоришь ли ты о стихе: “Да будут грешники истреблены огнем” (Пс. 104:35)? Но есть ли на самом деле здесь слово “грешники” (chottaim)? Скорее, речь идет о “грехах” (chotim). Наконец, загляни в конец стиха (и увидишь): “И пусть не станет более беззаконных”, означающее, что с исчезновением грехов не станет и грешащих. Тебе следует просить за них перед Богом, дабы обратить их к раскаянию – и они не станут более грешить”.

Он внял этим словам, простил их, и они раскаялись.

(Вавилонский Талмуд, Трактат Брахот, 10 а).

 

* * *

Некий иудо-христианин сказал Брурии: “Сказано: “Ликуй, о бесплодная, не рожавшая” (Исайа, 54:1). Если она бесплодна, почему же ей следует ликовать?”. Ответила Брурия: “Глупец, прочти конец этого стиха: “У покинутой больше детей, чем у замужней” “Тогда что же означают слова: “О, бесплодная, не рожавшая”?”. “Они означают: “Ликуй, о женщина Израиля, которая, подобно бесплодной женщине, не в пример вам, люди, не рожает детей, обреченных Аду”.

(Вавилонский Талмуд, Трактат Брахот, 10 а).

 

* * *

Однажды рабби Йоси, галилеянин, шел по дороге и встретил Брурию. Он спросил ее: “По какой дороге мне следует идти в Лод?”. Она отвечала: “Глупый галилеянин, разве не говорят мудрецы: “Не трать понапрасну слов с женщиной”? Тебе следовало спросить: “Как пройти в Лод?”.

(Вавилонский Талмуд, Эрувин, 53 б).

* * *

Рассказывают, что рабби Меир бежал в Вавилон из-за того, что случилось с его женой Брурией. Однажды она поспорила (с рабби Меиром) по поводу утверждения мудрецов: “Женщины легкомысленны”. Рабби Меир сказал ей: “Еще при жизни своей ты убедишься в правоте этих слов”. Он приказал одному из своих учеников попытаться ее соблазнить, и ученик домогался ее много дней, пока она не сдалась. Когда же она уступила ему, то покончила с собой, а рабби Меир бежал из земли Израиля, ибо не мог он вынести своего страдания.

(Раши, Авода Зара, 8 б).